Неточные совпадения
Когда он вошел в маленькую гостиную, где всегда пил чай, и
уселся в своем кресле с книгою, а Агафья Михайловна принесла ему чаю и со своим обычным: «А я сяду, батюшка», села на стул
у окна, он почувствовал что, как ни странно это было, он не расстался с своими мечтами и что он без них жить не может.
— Ну, я рада, что ты начинаешь любить его, — сказала Кити мужу, после того как она с ребенком
у груди спокойно
уселась на привычном месте. — Я очень рада. А то это меня уже начинало огорчать. Ты говорил, что ничего к нему не чувствуешь.
Бутылка кахетинского помогла нам забыть о скромном числе блюд, которых было всего одно, и, закурив трубки, мы
уселись: я
у окна, он
у затопленной печи, потому что день был сырой и холодный.
В возок боярский их впрягают,
Готовят завтрак повара,
Горой кибитки нагружают,
Бранятся бабы, кучера.
На кляче тощей и косматой
Сидит форейтор бородатый,
Сбежалась челядь
у ворот
Прощаться с барами. И вот
Уселись, и возок почтенный,
Скользя, ползет за ворота.
«Простите, мирные места!
Прости, приют уединенный!
Увижу ль вас?..» И слез ручей
У Тани льется из очей.
Похолодев и чуть-чуть себя помня, отворил он дверь в контору. На этот раз в ней было очень мало народу, стоял какой-то дворник и еще какой-то простолюдин. Сторож и не выглядывал из своей перегородки. Раскольников прошел в следующую комнату. «Может, еще можно будет и не говорить», — мелькало в нем. Тут одна какая-то личность из писцов, в приватном сюртуке, прилаживалась что-то писать
у бюро. В углу
усаживался еще один писарь. Заметова не было. Никодима Фомича, конечно, тоже не было.
— Я должен извиниться, что мешаю вам в ваших ученых занятиях, — начал он,
усаживаясь на стуле
у окна и опираясь обеими руками на красивую трость с набалдашником из слоновой кости (он обыкновенно хаживал без трости), — но я принужден просить вас уделить мне пять минут вашего времени… не более.
Сестры Сомовы жили
у Варавки, под надзором Тани Куликовой: сам Варавка уехал в Петербург хлопотать о железной дороге, а оттуда должен был поехать за границу хоронить жену. Почти каждый вечер Клим подымался наверх и всегда заставал там брата, играющего с девочками. Устав играть, девочки
усаживались на диван и требовали, чтоб Дмитрий рассказал им что-нибудь.
— Обедать? Спасибо. А я хотел пригласить вас в ресторан, тут, на площади
у вас, не плохой ресторанос, — быстро и звонко говорил Тагильский, проходя в столовую впереди Самгина,
усаживаясь к столу. Он удивительно не похож был на человека, каким Самгин видел его в строгом кабинете Прейса, — тогда он казался сдержанным, гордым своими знаниями, относился к людям учительно, как профессор к студентам, а теперь вот сорит словами, точно ветер.
— Поругались с Бердниковым? — тоном старого знакомого спросил он,
усаживаясь в кресла, и, не ожидая ответа, заговорил, как бы извиняясь: — Вышло так, как будто я вас подвел. Но
у меня дурацкое положение было: не познакомить вас с бандитом этим я — не мог, да притом, оказывается, он уже был
у вас, чертов кум…
Через три дня он опять был там и вечером, когда прочие гости
уселись за карты, очутился
у рояля, вдвоем с Ольгой.
У тетки разболелась голова; она сидела в кабинете и нюхала спирт.
Я сел. Признаюсь, мне было любопытно. Мы
уселись у края большого письменного стола, один против другого. Он хитро улыбнулся и поднял было палец.
Я призвал извозчика и с его помощью вытащил из квартиры мои вещи. Никто из домашних не противоречил мне и не остановил меня. Я не зашел проститься с матерью, чтоб не встретиться с Версиловым. Когда я уже
уселся на извозчика,
у меня вдруг мелькнула мысль.
Я еще раз прошу вспомнить, что
у меня несколько звенело в голове; если б не это, я бы говорил и поступал иначе. В этой лавке, в задней комнате, действительно можно было есть устрицы, и мы
уселись за накрытый скверной, грязной скатертью столик. Ламберт приказал подать шампанского; бокал с холодным золотого цвета вином очутился предо мною и соблазнительно глядел на меня; но мне было досадно.
Я сидел налево от Макара Ивановича, а Лиза
уселась напротив меня направо;
у ней, видимо, было какое-то свое, особое сегодняшнее горе, с которым она и пришла к маме; выражение лица ее было беспокойное и раздраженное.
— Твоя мать — совершенная противоположность иным нашим газетам,
у которых что ново, то и хорошо, — хотел было сострить Версилов поигривее и подружелюбнее; но
у него как-то не вышло, и он только пуще испугал маму, которая, разумеется, ничего не поняла в сравнении ее с газетами и озиралась с недоумением. В эту минуту вошла Татьяна Павловна и, объявив, что уж отобедала,
уселась подле мамы на диване.
Она
уселась против меня,
у стенки на стуле, улыбаясь и не говоря ни слова.
И глупая веселость его и французская фраза, которая шла к нему как к корове седло, сделали то, что я с чрезвычайным удовольствием выспался тогда
у этого шута. Что же до Васина, то я чрезвычайно был рад, когда он
уселся наконец ко мне спиной за свою работу. Я развалился на диване и, смотря ему в спину, продумал долго и о многом.
Я поместился опять
у zero, то есть опять между Зерщиковым и Афердовым, который всегда
усаживался подле Зерщикова справа; мне претило это место, но мне непременно хотелось ставить на zero, а все остальные места
у zéro были заняты.
Пришли два якута и
уселись у очага. Смотритель сидел еще минут пять, понюхал табаку, крякнул, потом стал молиться и наконец укладываться. Он со стонами, как на болезненный одр, ложился на постель. «Господи, прости мне грешному! — со вздохом возопил он, протягиваясь. — Ох, Боже правый! ой-о-ох! ай!» — прибавил потом, перевертываясь на другой бок и покрываясь одеялом. Долго еще слышались постепенно ослабевавшие вздохи и восклицания. Я поглядывал на него и наконец сам заснул.
Он
уселся у него в ногах на табурете.
Иеромонахи
уселись по сторонам, один
у дверей, другой
у окна.
Алеша довел своего старца в спаленку и усадил на кровать. Это была очень маленькая комнатка с необходимою мебелью; кровать была узенькая, железная, а на ней вместо тюфяка один только войлок. В уголку,
у икон, стоял налой, а на нем лежали крест и Евангелие. Старец опустился на кровать в бессилии; глаза его блестели, и дышал он трудно.
Усевшись, он пристально и как бы обдумывая нечто посмотрел на Алешу.
Старец
уселся на кожаный красного дерева диванчик, очень старинной постройки, а гостей, кроме обоих иеромонахов, поместил
у противоположной стены, всех четверых рядышком, на четырех красного дерева обитых черною сильно протершеюся кожей стульях.
Исправник же стоял теперь
у окна, в другом конце комнаты, подле Калганова, который тоже
уселся на стуле
у того же окна.
Мы
уселись у костра и стали разговаривать. Наступила ночь. Туман, лежавший доселе на поверхности воды, поднялся кверху и превратился в тучи. Раза два принимался накрапывать дождь. Вокруг нашего костра было темно — ничего не видно. Слышно было, как ветер трепал кусты и деревья, как неистовствовало море и лаяли в селении собаки.
В то время когда мы сидели
у костра и пили чай, из-за горы вдруг показался орлан белохвостый. Описав большой круг, он ловко, с налета,
уселся на сухоствольной лиственнице и стал оглядываться. Захаров выстрелил в него и промахнулся. Испуганная птица торопливо снялась с места и полетела к лесу.
Жюли и Верочка опять покричали, опять посолидничали, при прощанье стали вовсе солидны, и Жюли вздумала спросить, — прежде не случилось вздумать, — зачем Верочка заводит мастерскую? ведь если она думает о деньгах, то гораздо легче ей сделаться актрисою, даже певицею:
у нее такой сильный голос; по этому случаю опять
уселись.
Ася (собственное имя ее было Анна, но Гагин называл ее Асей, и уж вы позвольте мне ее так называть) — Ася отправилась в дом и скоро вернулась вместе с хозяйкой. Они вдвоем несли большой поднос с горшком молока, тарелками, ложками, сахаром, ягодами, хлебом. Мы
уселись и принялись за ужин. Ася сняла шляпу; ее черные волосы, остриженные и причесанные, как
у мальчика, падали крупными завитками на шею и уши. Сначала она дичилась меня; но Гагин сказал ей...
А теремная челядь!
В прислужницах
у ней на побегушках
Лукавая лисица-сиводушка,
Зайчата ей капустку добывают;
Чем свет бежит на родничок куница
С кувшинчиком; грызут орехи белки,
На корточках
усевшись; горностайки
В приспешницах сенных
у ней на службе.
Года через два или три, раз вечером сидели
у моего отца два товарища по полку: П. К. Эссен, оренбургский генерал-губернатор, и А. Н. Бахметев, бывший наместником в Бессарабии, генерал, которому под Бородином оторвало ногу. Комната моя была возле залы, в которой они
уселись. Между прочим, мой отец сказал им, что он говорил с князем Юсуповым насчет определения меня на службу.
Да и не одна Соловкина язвит, и Покатилова тоже.
У самой дочка с драгуном сбежала, а она туда же, злоязычничает! Не успела
усесться, как уже начала...
После обеда, когда гурманы переваривали пищу, а игроки
усаживались за карты, любители «клубнички» слушали певиц, торговались с Анной Захаровной и, когда хор уезжал, мчались к «Яру» на лихачах и парных «голубчиках», биржа которых по ночам была
у Купеческого клуба. «Похищение сабинянок» из клуба не разрешалось, и певицам можно было уезжать со своими поклонниками только от «Яра».
Дешерт стал одеваться, крича, что он умрет в дороге, но не останется ни минуты в доме, где смеются над умирающим родственником. Вскоре лошади Дешерта были поданы к крыльцу, и он, обвязанный и закутанный, ни с кем не прощаясь,
уселся в бричку и уехал. Весь дом точно посветлел. На кухне говорили вечером, каково-то
у такого пана «людям», и приводили примеры панского бесчеловечья…
Проведя в журнале черту, он взглянул на бедного Доманевича. Вид
у нашего патриарха был такой растерянный и комично обиженный, что Авдиев внезапно засмеялся, слегка откинув голову. Смех
у него был действительно какой-то особенный, переливчатый, заразительный и звонкий, причем красиво сверкали из-под тонких усов ровные белые зубы.
У нас вообще не было принято смеяться над бедой товарища, — но на этот раз засмеялся и сам Доманевич. Махнув рукой, он
уселся на место.
Лиза пошла в другую комнату за альбомом, а Паншин, оставшись один, достал из кармана батистовый платок, потер себе ногти и посмотрел, как-то скосясь, на свои руки. Они
у него были очень красивы и белы; на большом пальце левой руки носил он винтообразное золотое кольцо. Лиза вернулась; Паншин
уселся к окну, развернул альбом.
Отворив дверь в избу, Ганна увидела старшую сноху
у печи, а сама Палагея
усаживалась за кросна.
По праздникам лавка с красным товаром осаждалась обыкновенно бабами, так что Илюшка едва успевал с ними поправляться. Особенно доставалось ему от поденщиц-щеголих. Солдат обыкновенно
усаживался где-нибудь
у прилавка и смотрел, как бабы тащили Илюшке последние гроши.
Не успеет, бывало, Бахарев,
усевшись у двери, докурить первой трубки, как уже вместо беспорядочных облаков дыма выпустит изо рта стройное, правильное колечко, что обыкновенно служило несомненным признаком, что Егор Николаевич ровно через две минуты встанет, повернет обратно ключ в двери, а потом уйдет в свою комнату, велит запрягать себе лошадей и уедет дня на два, на три в город заниматься делами по предводительской канцелярии и дворянской опеке.
Наступила и ночь темная. Старуха зажгла свечечку и
уселась у столика. Помада вспомнил мать, ее ласки теплые, веселую жизнь университетскую, и скучно, скучно ему становилось.
Абрамовна опять
уселась у изголовья больного и опять принялась за свою фельдшерскую работу.
Девушки, войдя, поцеловали руки
у Агнии Николаевны и
уселись по обеим сторонам ее кресла.
Вихров надел вицмундир; потом все они
уселись в почтовые телеги и поехали. Вихров и стряпчий впереди; полицейские солдаты и жандармы сзади. Стряпчий толковал солдатам: «Как мы в селенье-то въедем, вы дом его сейчас же окружите,
у каждого выхода — по человеку; дом-то
у него крайний в селении».
«Зачем это она пришла ко мне?» — думал он, желая в это время куда-нибудь провалиться. Первое его намерение было продолжать спать; но это оказалось совершенно невозможным, потому что становиха,
усевшись в соседней комнате на диване, начала беспрестанно ворочаться, пыхтеть, кашлять, так что он, наконец, не вытерпел и, наскоро одевшись, вышел к ней из спальни; лицо
у него было страшно сердитое, но становиха этим, кажется, нисколько не смутилась.
—
У меня уж самовар готов про них, — отвечала та бойко и повела Алену Сергеевну к себе в кафишенскую [Кафишенская — комната для приготовления кофе и хранения кофейной посуды.], где они втроем, то есть Груша, старая ключница и Алена Сергеевна,
уселись распивать чай.
Между тем наступил великий пост, а наконец и страстная неделя. Занятия Павла с Крестовниковым происходили обыкновенно таким образом: он с Семеном Яковлевичем
усаживался у одного столика, а
у другого столика, при двух свечах, с вязаньем в руках и с болонкой в коленях, размещалась Евлампия Матвеевна, супруга Семена Яковлевича.
Мари, ребенок и Павел пошли по парку, но прошли они недалеко и
уселись на скамеечке. Ребенок стал
у ног матери. Павлу и Мари, видимо, хотелось поговорить между собой.
Я придвинул стул и
уселся лицом к нему
у стола. Старик слегка нагнулся ко мне и начал полушепотом...
Я не понял, но спросить было некогда. Наташа вышла к князю с светлым лицом. Он все еще стоял со шляпой в руках. Она весело перед ним извинилась, взяла
у него шляпу, сама придвинула ему стул, и мы втроем
уселись кругом ее столика.
— Извините, господа, — говорил Евгений Константиныч,
усаживаясь за завтрак из холодной дичи. — Мы еще успеем. А где
у меня Brunehaut?
Пришла она в избу,
уселась в угол и знай зубами стучит да себе под нос чего-то бормочет, а чего бормочет, и господь ее ведает. Ноженьки
у ней словно вот изорваны, все в крове, а лопотинка так и сказать страсти! — где лоскуток, где два! и как она это совсем не измерзла — подивились мы тутотка с бабой. Василиса же
у меня, сам знаешь, бабонька милосердая; смотрит на нее, на убогую, да только убивается.